"Дом Грибоедова": второй адрес — Пречистенка, 16.
Это — Дом ученых, его возглавляла Андреева.
Булгаков выводит на него через маршрут погони
Бездомного за Воландом и... либретто оперы
"Евгений Онегин".

Альфред Барков

РОМАН МИХАИЛА БУЛГАКОВА "МАСТЕР И МАРГАРИТА": АЛЬТЕРНАТИВНОЕ ПРОЧТЕНИЕ



Глава XXVIII. "Где эта улица, где этот дом?"


Поиск на сайте

Из содержания эпилога следует, что Маргарита продолжает негативно воздействовать на поэта и после завершения событий в основной части романа. Следует ли усматривать в этом намек Булгакова на характер деятельности Андреевой после смерти Горького?

Вспомним, о каком вине шла речь при угощении прокуратором Иудеи начальника своей охранки — о "цекубе" именно тридцатилетней выдержки. Центральным женским образом в романе является образ "тридцатилетней женщины" — Маргариты. Стоит проверить, не является ли такое обыгрывание намеком на что-то, связанное с деятельностью Андреевой.

Рожденной по инициативе Горького "Цекубу" — Центральной комиссии по улучшению быта ученых — официальный статус был придан декретом Совнаркома от 10 ноября 1921 года. "При ней ("Цекубу") Дом ученых, сначала в Петрограде, а затем в Москве". Это свидетельство принадлежит перу директора московского Дома ученых в период с 1931 по 1948 год — Марии Федоровне Андреевой. Получается, что "вершительница театральных судеб", как определил роль Андреевой по периоду послереволюционного Петрограда В. Милашевский, в период создания "Мастера и Маргариты" вершила судьбы и на Пречистенке (улица Кропоткина) — совсем недалеко от того места, где жил Булгаков.

За описанный в романе "Дом Грибоедова" настолько легко принять здание на Тверском бульваре, 25, что их идентичность никем не оспоривается, а принимается как несомненный факт.

Да, описанное в романе место легко узнаваемо. Я бы сказал — даже слишком легко, без какого-либо "Черного снега". Это-то и настораживает. К тому же, московские следопыты — "булгаковцы", тщательно обследовавшие описанные в романе маршруты и дома, что-то не очень торопятся подтвердить наличие в "Доме Грибоедова" таких элементов, как "круглый зал с колоннами во втором этаже", "ореховые теткины двери"...  

Складывается впечатление, что под легко узнаваемым зданием Литинститута описан другой дом, тоже отделенный от тротуара "чахлым садом" и решеткой. Только этот дом находится на Пречистенке и называется Домом ученых.

Это впечатление усиливается при чтении описания Дома ученых 1: "Дальше — "Голубая гостиная" для отдыха и большие светлые комнаты, где помещается столовая для академиков. Окна всех нарядных комнат выходят на юг, в сад с цветниками. Направо — большая столовая для членов Дома ученых. Бесшумно двигаются подавальщицы... Это — нарядная комната с верхним светом и пышным внутренним убранством — мрамором, бронзой и зеркалами, с колоннами и большой стеклянной стеною". Не правда ли, эта выдержка чем-то напоминает описание "грибоедовского" ресторана? Не создается ли впечатление, что Булгаков и автор описания пишут о чем-то весьма схожем? Разумеется, в противоположных целях. Хотя, впрочем, в приведенном описании юмора тоже вполне достаточно...

"Дом Грибоедова"... "Дом ученых"... Если вчитаться, то в романе слово "дом" употребляется слишком уж часто, на грани срыва стиля: " — Ба! Да ведь это писательский дом. Знаешь, Бегемот, я очень много хорошего и лестного слышал про этот дом. Обрати внимание, мой друг, на этот дом!" [...] Сладкая жуть подкатывается к сердцу, когда думаешь о том, что в этом доме сейчас поспевает будущий автор "Дон Кихота", или "Фауста", или, черт меня побери, "Мертвых душ"! [...] Удивительных вещей можно ожидать в парниках этого дома..."

Такое невероятное нагромождение сочетания слов "этот дом" может свидетельствовать либо о неумении писателя владеть словом, что исключено, либо о приглашении воспринять буквально слова "Обрати внимание, мой друг, на этот дом!" В пользу второго свидетельствует тот факт, что это нагромождение создавалось уже в процессе диктовки окончательной редакции романа на машинку в 1938 году. В тексте, с которого диктовал Булгаков, слово "дом" использовалось четыре раза, но не так концентрированно: оно было разбросано по разным абзацам, не привлекая к себе внимания. Очевидно, что в процессе диктовки Булгаков решил придать ему более выраженное "ключевое" звучание, использовав его пять раз в одном абзаце.

Как и в случае с описанием Маргариты, не может не настораживать и демонстративно развязная манера "повествователя", который, в частности, сообщает, что домом владела "тетка писателя — Александра Сергеевича Грибоедова... Помнится даже, что, кажется, никакой тетки-домовладелицы у Грибоедова не было... Однако дом так называли. Более того, один московский врун (вспомним, в какой ситуации Булгаков употребил фразу "Да отрежут лгуну его гнусный язык!" — А.Б.) рассказывал, что якобы вот во втором этаже, в круглом зале с колоннами, знаменитый писатель читал отрывки "Горя от ума" этой самой тетке, раскинувшейся на софе. А впрочем, черт его знает, может быть, и не читал, не важно это".

Сходство стиля приведенного отрывка с пассажем о Маргарите заставляет усомниться, действительно ли так "не важно это". К тому же, это описание вызывает прямую ассоциацию с "грибоедовской Москвой", то есть, с понятием, которое увязывается не лично с Грибоедовым, а с образом жизни его персонажей — определенной части москвичей первой половины девятнадцатого века.

Читаем далее описание: "Владение, занимаемое сейчас Домом ученых, имеет свою интересную историю. В начале пушкинских времен оно принадлежало Ивану Петровичу Архарову... В его доме собиралась вся "грибоедовская" Москва (! — А.Б.). В конце тридцатых годов прошлого века здесь был дом И.А. Нарышкина, посаженного отца Н.Н. Пушкиной. Здесь был наш знаменитый поэт (У Булгакова — "знаменитый писатель" — А.Б.). Таким образом, место, занимаемое сейчас Домом ученых, связано с драгоценным для нас именем великого поэта".

Похоже, что описание Шкляра совпадает с булгаковским. И дело не только в сходстве характеристик обоих "домов". Шкляр явно подразумевает книгу Гершензона "Грибоедовская Москва"; такая книга из личной библиотеки Булгакова сохранилась до наших дней. Но у Шкляра речь идет о великом поэте Александре Сергеевиче Пушкине, а в романе — о великом писателе Александре Сергеевиче Грибоедове. Характерно, что, упоминая в романе многие известные фамилии, Булгаков полностью приводит имена только в двух случаях — в отношении А.С. Грибоедова и Л.Н. Толстого. О значении имени Толстого для разгадки смысла романа разговор впереди; здесь же возникает необходимость разобраться, кого именно из двух Александров Сергеевичей имел в виду Булгаков.

... Впервые в романе слово "Грибоедов" встречается в конце четвертой главы, при описании неудачной погони Бездомного за Воландом. Искупавшись в Москве-реке, он воскликнул: "К Грибоедову!". На пути к этому дому он слышит, как из всех окон, из всех дверей, из всех подворотен, с крыш и чердаков, из подвалов и дворов вырывается хриплый рев полонеза из оперы "Евгений Онегин"... "И на всем его трудном пути невыразимо почему-то мучил вездесущий оркестр, под аккомпанимент которого тяжелый бас пел о своей любви к Татьяне".

Не подсказывает ли нам Булгаков, какой Александр Сергеевич читал "тетке" свои произведения? Но свои "подсказки" Булгаков дублирует, причем неоднократно и в разных частях романа. Так ли это в данном случае?

В романе "Дом Грибоедова" фигурирует еще в двух эпизодах. Но во всех трех случаях при описании приближения к нему различных персонажей Булгаков включает моменты, вызывающие ассоциацию с именем Пушкина.  

Вот поэт Рюхин добирается к "Дому Грибоедова" в грузовике, застрявшем у постамента с "металлическим человеком". Его фамилия не приводится, да в этом и нет необходимости, так как полную ясность вносят размышления Рюхина: "Что-нибудь особенное есть в этих словах: "Буря мглою..."? Не понимаю!.. Повезло, повезло! — вдруг ядовито заключил Рюхин... — стрелял, стрелял в него этот белогвардеец и раздробил бедро и обеспечил бессмертие..." 2.

В третьем связанном с этим домом эпизоде Коровьев говорит Бегемоту о его обитателях: "...Ты представляешь себе, какой поднимется шум, когда кто-нибудь из них для начала преподнесет читающей публике "Ревизора" или, на самый худой конец, "Евгения Онегина"?"

Видимо, не считая возникающие ассоциации достаточными для полной идентификации Дома ученых, Булгаков использует "музыкальную тему" и для указания его места в топографии Москвы. Вспомним, что Бездомный купался на месте разрушенного Храма Христа Спасителя — там потом был бассейн "Москва". То есть, у самого начала Кропоткинской (Пречистенки). А теперь вдумаемся в смысл фразы "И на всем его трудном пути... тяжелый бас пел о своей любви к Татьяне". О чем она говорит? — Да о том, что, начав путь пешком при звуках полонеза, Бездомный закончил его при исполнении следующей за ним по либретто арии Гремина. А это — считанные минуты, за которые до Тверского бульвара, 25 разве что в такси доехать; зато до Пречистенки, 16, где Дом Ученых, — рукой подать, можно и пешком дойти.

Такой поворот в оценке прототипа "Дома Грибоедова" вряд ли можно считать неожиданным, если учесть, что в другой ситуации Булгаков использовал "колонный зал" "этого дома", где было выставлено для прощания тело Берлиоза, для создания ассоциации с Колонным залом Дома Союзов, откуда происходили похороны праха Горького.

Приведенные соображения дают основания считать, что под "домом Грибоедова" Булгаков подразумевает все же Дом ученых, намекая таким образом на характер деятельности М.Ф. Андреевой после смерти Горького.


* * *

Вывод относительно прототипа образа Маргариты вытекает из содержания романа. Хотя отношение к личности Андреевой самого Булгакова может содержать элементы субъективизма, оно в значительной степени корреспондируется с мнением о ней близко знавших ее современников. К этому могу добавить, что в процессе изучения опубликованных материалов, касающихся личности Андреевой, выявились факты, свидетельствующие, что ее собственная интерпретация некоторых событий не подтверждается другими источниками.

В частности, имеются неточности во включенных во второе издание БСЭ биографических данных Андреевой, которые, по всей видимости, были согласованы с нею (этот том вышел в 1950 году, за три года до ее смерти). Можно, конечно, понять мотивы Женщины, уменьшившей в энциклопедии свой возраст на четыре года — все-таки семьдесят восемь лет — это далеко не восемьдесят два... Но сведения о том, что по возвращении с Капри она была арестована и находилась под следствием, явно не соответствуют действительности — она практически сразу же вместе с Художественным театром выехала на гастроли в Киев, где газета "Киевская мысль" поместила восторженную рецензию по поводу ее игры. Возможно, тогда молодой Булгаков увидел ее впервые. Возможно — в следующем, 1914 году, когда Андреева выступала в Киеве в театре Н.Н. Синельникова.

В интерпретации Андреевой, нагрянувшая 13 декабря 1905 года в "квартиру № 20" полиция обнаружила там оружие и взрывчатку. Н.Е. Буренин, основываясь на данных О.Д. Чертковой (прислуживала в доме Андреевой и А.А. Желябужского, затем — в "квартире № 20"; впоследствии работала в доме Горького до самой его смерти), успевшей все вынести из квартиры до прихода полиции, не подтверждает это. К тому же, оказывается, взрывчатки в этой квартире вообще не было, там были только учебные макеты без начинки, хотя Андреева и вспоминала, что даже прятала взрывчатку под подушкой у "Липы" (Чертковой).

Весьма занимательный эпизод с тайным советником, пианино которого якобы было прострелено пулей "Чорта", тоже выглядит не совсем правдоподобным. Даже если такой неловкий выстрел действительно имел место, в доме, принадлежавшем Российскому обществу застройщиков капитальных и доходных домов и известному как гостиница "Петергоф", междуэтажные перекрытия вряд ли можно прострелить даже из револьвера, не говоря уже о пистолетах системы "Вальтер", которыми, как выяснилось, были вооружены охранявшие Горького дружинники.  

В цитировавшемся выше напоминающем отчет письме Андреевой с Капри ее оценка своей роли в защите Горького от "впередовского" влияния по меньшей мере преувеличена. Совсем недавно под давлением общественности КГБ СССР рассекретил несколько писем из переписки Горького, в том числе и датированное ноябрем 1909 года (Капри) письмо-отповедь Ленину как раз по этому вопросу. В этом письме, называя Ленина нигилистом (и даже "нигилистище"), Горький четко отдал предпочтение Богданову и его группе, что по мнению Института Мировой литературы имени Горького, является осознанной позицией писателя, а не "ошибочным отклонением", как это преподносила ранее общепринятая точка зрения в горьковедении. Более того, эта связь с "впередовцами" (Богданов, Базаров, Луначарский) длилась по крайней мере до 1918 года, когда по указанию Ленина была закрыта издававшаяся ими "Новая жизнь", в которой активно сотрудничал Горький 3.

А вот мнение об Андреевой Г.А. Соломона, который в первые годы после 1917 года работал заместителем наркома внешней торговли:

"Вскоре после своего назначения" (заведующей петроградским отделением наркомата — А.Б.) она из Петербурга приехала представиться мне. Она, очевидно, нарочито была очень скромно одета, даже с нарочитой небрежностью.

— Вот и я, — с театральной простотой и фамильярностью сказала она, входя ко мне. — Имею честь представиться по начальству...

Я ответил ей очень вежливо, но без всякого поощрения взятого ею тона. Она поняла это и сразу стала серьезна.

— Хотя мы с вами и не знакомы, — продолжала она, — но я вас хорошо знаю по рассказам Леонида Борисовича (Красина — А.Б.) и Алексея Максимовича... Вообще мы, старые коммунисты, хорошо знаем друг друга...

— Ну, я-то вас хорошо знаю по моей службе в Контроле Московско-Курской железной дороги, — ответил я, — когда я находился под начальством вашего мужа Андрея Алексеевича Желябужского. Помню, вы устраивали в Контроле спектакли и балы, на которые все подчиненные вашего тогдашнего мужа обязаны были являться, внося, кажется, по рублю... И вы блистали на этих балах, как королева: вы посылали секретаря Лясковского, как вы знаете, проворовавшегося, к тем, кого вы хотели осчастливить, с объявлением, что желаете с ним танцевать... О, я вас очень хорошо помню... Но о том, что вы коммунистка, да еще старая, я и понятия не имел...  

Все это я сказал не без ехидства. Марья Федоровна Желябужская [...] была бичом служащих Контроля, начальником которого был ее муж и на который она вместе с ним смотрела как на свою вотчину. Служащие должны были по ее поручению бегать к портнихе, модисткам и пр. и постоянно были заняты перепиской для нее ролей. Служащие же уплачивали ежемесячно врачу, которым не могли пользоваться, но который зато два раза в неделю являлся к Желябужским, как их домашний врач... Вообще это была скандальная пара... Описание их похождений могло бы составить интересную страницу в воспоминаниях о чиновничьем быте... Это не входит в тему моих настоящих воспоминаний, и я упоминаю об этом лишь вскользь, чтобы дать понять читателю, из кого состоят "старые коммунисты" 4.

 

1. Дом ученых. Юбилейный сборник. 1922-1947. М., 1948.(Возврат)

2. Попутно о Рюхине: из этого пассажа ясно, что Булгаков подразумевает Маяковского, отношение которого к пушкинским ямбам, как и к "белогвардейцу" Булгакову, было однозначно негативным. К этому добавлю, что в клинике Стравинского, куда Рюхин доставил Бездомного, тот вместо благодарности обозвал его "бездарностью": "Посмотрите на его постную физиономию и сличите с теми звучными стихами, которые он сочинил к первому числу. Хе-хе-хе... "Взвейтесь!" да "развейтесь!"... а вы загляните к нему внутрь — что он там думает... вы ахнете".

Именно В.В. Маяковский написал к Первомаю 1923 года сразу три (!) таких стихотворения. (Возврат)  

3. Неизвестный Горький, с. 10,11. (Возврат)  

4. Г.А. Соломон (Исецкий). Среди красных вождей. М., Современник, 1995, с. 209-210. (Возврат)

alfred@barkov.kiev.ua
А.Н. Барков а/я 36 Киев 01103
Alfred Barkov P.O.Box 36 Kiev 01103 Ukraine
Last updated: Oct. 31, 2003
Copyright © A. Barkov 1994-2003

 

 

Hosted by uCoz